Столкновение с тяжелой реальностью преступлений и их последствий зачастую заставляет отвернуться от неё всех причастных, списав происходящее на "иррациональное", "нелогичное", "не поддающееся осмыслению". Нужно обладать достаточной смелостью и правдивостью, чтобы осознать, найти истоки и закономерности преступного поведения, особенно правонарушений, совершенных женщинами в отношении собственных детей. Зарубежные коллеги поделились знаниями и опытом терапевтической работы с "трудными" пациентами, выдвинув вперёд подходы "осмысления" и "заботы", а не "обвинения".
Проработав пять лет в судебной сексологии, я не видела ни одну женщину-преступницу, которой был бы поставлен диагноз какой-либо парафилии (сексуальных извращений). Преступления были совершены в рамках психотических расстройств или достаточно выраженных расстройств личности и/или в результате тяжелой сложившейся жизненной ситуации, но они никогда не соответствовали строгим критериям парафилий по МКБ-10 (международная классификация болезней). Мужчинам же такой диагноз выставлялся довольно часто. Тем не менее, побывав на первой российской конференции по судебной психотерапии “Преступление и осознание», я ознакомилась с противоположным выводом: женщины не менее склонны к “извращениям”, но делают это иначе, чем мужчины. Возможно ли, что в нашей стране принято давать оценку с точки зрения медицинского клинического подхода, а зарубежные коллеги вкладывают сугубо психодинамический смысл, утверждая, что женщины столь же склонны к сексуальным аддикциям (извращениям), как и мужчины?
Свой вопрос я адресовала Эстелле Уэлдон - президенту Международной ассоциации судебной психотерапии из Великобритании, главному приглашенному спикеру конференции. Эстела обратила внимание на то, что является орудием преступления у мужчин и у женщин: мужчины в качестве объектов преступления используют других людей, а в качестве орудия преступления - пенис. Женщины же всегда наносят вред себе или своей матери (в символическом смысле). И тогда орудием служит собственное тело, ребенок или мужчина-агрессор, которого она выбрала совсем не случайно (чаще бессознательным образом) и уже посредством него повторяет садо-мазохистический круг. Перверсивность данных нарушений Эстела видит в имеющемся у женщины сексуальном напряжении, которое разрешается в преступных действиях совершенных в эго-антагонистическом состоянии, за которыми следуют стыд и вина и отсутствие удовлетворения, которое ожидалось получить. Затем опять копится напряжение, и цикл повторяется вновь.
Такое объяснение звучит логично, с точки зрения психодинамического подхода, и даже утверждение, что ребенок, которого женщина рождает, собственное тело и мужчина, с которым она находится в отношениях, - это эквивалент мужского пениса. Очевидно, что к такому “нарциссическому расширению” склонны женщины с определенным - полным эмоционального отвержения, брошенности и зачастую физического и сексуального насилия - бэкграундом. Именно поэтому на конференции звучали примеры из практики, демонстрирущие, что психотерапевты совершают совместное путешествие со своими пациентами в их детство, а также в детство их родителей и прародителей. Эстела озвучила очень важное представление о том, что является истинной целью судебной психотерапии: “Моя основная цель как специалиста - не винить, а понять. Поэтому я отступаю на три-четыре поколения назад. Только так можно снизить накал чувств стыда, вины и гнева, возникающих в переносе и контрпереносе, и вести продуктивную психотерапию”.
Разница между диагностическими критериями в постановке диагнозов, на мой взгляд, лежит не только в междисциплинарных различиях, но и в практическом использовании заключений в наших странах. В судебной сексологии и психиатрии в России установленный диагноз парафилии рассматривается судом как доказательство вины человека и необходимой меры пресечения – осуждения. При этом адекватного психотерапевтического лечения человек получать не сможет, поскольку служба судебной психотерапии у нас не развита. В то время, как в Англии только установленный диагноз - доказательство наличия заболевания - позволит человеку, совершившему преступление, получить квалифицированное психотерапевтическое лечение заболевания, протекающего по механизмам аддикции (зависимости) в рамках государственной программы. Именно поэтому наши специалисты строго подходят к диагностике и требуют соответствия клинической картины жестким критериям, а в Великобритании стараются понять и увидеть закономерности страдания и диагностировать его, опираясь на теорию и практику психоанализа, чтобы человек мог на законных основаниях лечиться, не имея на это собственных материальных средств.
Описывая клинические случаи из психотерапевтической практики с людьми, совершившими преступления, коллеги рассказывали о дефиците любви и чувстве глубокого одиночества, свойственных их пациентам: “их жизнь началась с нелюбви...”, “они никогда и никому не рассказывали историю своей жизни”, “я был первым человеком, который его слушал”, “надо было видеть, как он подбирал слова и учился говорить… в свои 17 лет он не умел рассказывать про себя - с ним просто никогда не разговаривали...”. Действительно, люди, рождённые и выросшие в любви и понимании, сильно отличаются от тех, кто с детства вынужден был выживать. Истории о том, как некоторым детям не просто не говорили слов любви и не гладили их нежно по голове, а наоборот, кричали, обзывались, выгоняли из дома, кого-то били, а кого-то насиловали - звучат вскользь и только для того, чтобы обозначить детство “злостного преступника”, который покусился на собственную или чужую жизнь.
Так, Дэвид Миллар - детский, взрослый и судебный психотерапевт, психоаналитик, член Британского психоаналитического общества - в своей презентации наглядно показал, что каждое убийство - самоубийство, а самоубийство - убийство. Он говорил о важности работы с семьей, и об умении рассматривать пациента как часть системы и возможности взаимодействия со всеми представителями семьи даже при наличии тяжелых травматичных переживаний, связанных с ними. Психотерапевт поделился двухуровневым методом оценки прогноза психотерапевтической работы с малолетними преступниками.
Анна Моц - клинический и судебный психолог, психоаналитический психотерапевт, член Тавистокского общества психотерапевтов - в своих лекциях продолжила мысли своего учителя Эстелы Уэллдон о женских преступлениях и их перверсивной природе. Она отметила, что жертвами женщин редко являются посторонние люди, обычно они направляют свою агрессию против самих себя, своих сексуальных партнеров и родных детей. Приведенные клинические примеры продемонстрировали трансгенерационную передачу насилия в семьях таких женщин, в том числе, сформированный с детства ужас перед опасной близостью, трансформированный в садомазохистическую структуру с установлением жесткого контроля над другим человеком для защиты от страха поглощения и унижения.
Франческо Спадаро - психиатр, психоаналитический и судебный психотерапевт, президент Итальянского общества судебной психотерапии – поднял важный вопрос обеспечения сдерживания деструктивного поведения пациентов при судебной психотерапии не в тюрьме или больнице - режимных учреждениях, а в открытом сеттинге. Он использовал метафору “стены”: психотерапевту приходится быть этой “стеной”, которая защищает(ся) и ограждает(ся) от агрессии. И без обеспечения опорной функции “стены”, на которую можно опереться и “залезть, чтобы посмотреть в своё прошлое, настоящее и будущее”, психоанализ не будет выполнять основной задачи - формирования более зрелых защит и способов совладания с реальностью. Именно из первоочередной задачи безопасности Франческо Спадаро отдельно остановился на критериях оценки возможности входа пациентов в терапию, прогнозирования её эффективности и объективирования результатов в трёх-субъектном подходе.
В конце конференции у меня была возможность лично пообщатсья с Эстелой Уэллдон и выразить ей благодарность за вклад в развитие судебной психотерапии в России. На прощание “чопорная англичанка” удостоила меня двойным поцелуем в “щёчки”, после чего я вспомнила, что она все же родом из Аргентины. Конечно, после такого “крещения” я не смогла уйти без книг ее авторства: “Мать. Мадонна. Блудница. Идеализация и обесценивание материнства”, “Игры с динамитом. Индивидуальный подход к психоаналитическому пониманию перверсий, насилия и преступности”, которые будут моей “Библией” в работе с пациентами с выраженной перверсивной стороной.
Photo by Ekaterina_Basova-Gonzalez